Entry tags:
Морковь и пирожки
Были у родителей соседи. Дружили с ними. Вот приезжают к соседям с Севера дети, сын с женой, которые проработали немало лет в Заполярье, мечтая накопить на квартиру и т.д.
А тут - 98-ой год, дефолт, все их накопления превратились в пшик.
Приходят они к моей маме.
Так мол и так, Рита Семёновна, что вы посоветуете, стоит ли ехать нам в Израиль, раз уж тут мы такое фиаско потерпели и в дедушках у нас еврей числится.
А Рита Семёновна горячо и убеждённо говорит им: "Стоит! Вот вам - очень стоит. Езжайте без всяких сомнений, не пожалеете."
Они поехали. И не пожалели.
Начали писать Рите Семёновне письма с благодарностью за совет и рассказами о своём житье-бытье на новом месте.
Жить решили в городе Ариэль, где было много русских, нашли там в промзоне работу и даже купили коттедж, взяв машканту (ипотеку).
Потом к ним уехала и мать, соседка мамина. Похоронив, к сожалению, мужа. Дядька был совсем не старый, шестидесяти не было, скончался от меланомы...
И вот они уже втроём пишут письма. Оптимистичные, жизнеутверждающие.
Я эти письма читаю, мой личный таракан в голове толстеет, растёт и развивается.
Но я всё еще сомневаюсь. Тем более, что тётка Марта не рекомендует.
И тут приходит очередное письмо от бывших соседей. В нём описываются их будни и - еда. Парень этот красочно живописует, какая там, в Израиле вкусная выпечка и сладкая морковка.
Сладкая морковка! Всё!
Сомнения отброшены, перспектива каждый день есть сладкую морковь затмевает мозги и Галя решает ехать!
А вот не надо смеяться.
Да, именно "морковное" письмо было последней каплей.
Люблю я и нежную выпечку и сладкую морковь. Даже всегда недоумеваю, когда слышу пренебрежительное: да она слаще морковки ничего не видела. Мне кажется, что сладкая морковка - одна из лучших вещей на свете.
Кроме того.
Сынок мой в 96-ом, отдав долг родине в виде крайне непродолжительной двухмесячной службы в армии, съездил в Израиль на ПМЖ. Тоже на пару месяцев.
Написал, что там какая-то страна Цыгания и вернулся домой.
В аэропорту города Екатеринбург, сойдя на уральскую землю, внезапно опомнился, хотел повернуть обратно, но всё, поезд ушёл.
Вот этот мой сыночек как раз, когда я уже всё, почти решилась, произнёс в задумчивости:
- Наверное, я, всё-таки, когда-нибудь уеду в Израиль...
На что я с энтузиазмом воскликнула:
- Делов-то! Поехали все вместе!
Ну, вот. Решила, объявила Коле и родителям. Забегая вперёд, скажу, что муж мой, хорошо меня зная, до последнего часа думал, что я так, дурочку валяю и никуда не уеду. Поэтому спокойно говорил: "Да езжай, езжай..."
Правда, несмотря на морковку, были у меня сомнения насчёт Германии. Все мои знакомые ехали почему-то не в Израиль, а в Германию. Провентилировала и этот вопрос. Выяснилось, что надо там что-то хлопотать, ехать в Москву, документы какие-то переводить. Не так просто всё. И, хотя я понимала, что в Германии было бы мне значительно легче, учитывая, что там жильё социальное дают, климат приятный, культура ближе, немецкий я знаю хорошо, да и вообще - Европа, но что-то, какой-то неидентифицированный сионистский червячок сидел в печёнке и я точно знала, что уеду в Израиль. И только в Израиль. Напрасно ли с детских лет, читая письма тётки Марты, ощущала я, что не чужая это земля.
Хотя мы порой всю жизнь питаем идеалистические иллюзии, не догадываясь, что это только иллюзии.
А впрочем, кто знает Замысел Божий?..
Ладно. Сказано - сделано. Начинаю как-то шевелиться, иду в Сохнут опять, записываюсь на поездку в Екатеринбург, в израильское консульство.
На работе пока молчу.
Чего не скажешь о моих папе с мамой. Папанька рассказывает у себя на работе о планах покорения Ближнего Востока и получает кучу советов, как с наибольшей пользой провести это мероприятие.
Один из советов был такой: "Кефирыч, (это папа мой - Николай Никифорович) тебе надо получить инвалидность! В Израиле инвалиды получают хорошую пенсию, будешь жить и горя не знать"
Инвалидность? Нет проблемы. Просится папанька в ведомственную больницу, как гипертоник со стажем.
Его кладут в больницу, он там три недели лежит, как в санатории, в палате на двоих, я прихожу его навещать, мы гуляем, наступает срок выписки.
В последний день стучусь к лечащему врачу. Захожу, представляюсь и спрашиваю, как тут мой папа, Ежов Николай Никифорович, каковы результаты лечения и рекомендации.
Врач выходит из-за стола, подводит меня к стулу, усаживает, возвращается за стол и начинает речь. Осторожно, подбирая слова, немного странно глядя на меня.
- Папа ваш просил оформить ему инвалидность. Мы оформили, конечно. По злокачественной гипертонии, давно можно было. Только знаете...
Тут он делает паузу, мнётся.
- Понимаете, он у вас всё едет куда-то...
- А! - говорю - Это мы в Израиль уезжаем.
- А - выдыхает с облегчение врач. - А мы-то думали...
Понятно, что они думали, когда Ежов Николай на комиссии заявляет:
- Мне инвалидность-то не нужна, я себя чувствую прекрасно. Я в Израиль собираюсь, а туда, говорят, инвалидом лучше ехать.
Прямо так и заявил. Николай, собирающийся в Израиль.
Ну, с этим у нас уладилось. Дальше я начинаю готовить себя морально и физически.
У нас на работе можно было получить лечение в грязелечебнице с какой-то скидкой. Я записываюсь на кучу процедур: массаж ручной и подводный, душ Шарко, грязевые аппликации, даже на какую-то капсулу похудания. Правда, два раза приняв эту капсулу, от приступов клаустрофобии чуть не потеряла сознание и попросила заменить мне её на дополнительный подводный массаж.
Набираю по максимуму процедур, решив, что на здоровье не экономят и однова живём.
Хожу в грязелечебницу каждый день и ещё беру абонемент в бассейн ЧЭМК.
Один раз сходив в бассейн, понимаю, что столько лет жизни прожиты зря! До этого последний раз в бассейне была на первом курсе института, в результате чего на мне женился наш физрук.
Также хожу много пешком и за два месяца худею на 9кг. Чувствую себя прямо бабочкой.
Время от времени езжу к родителям и убеждаюсь, что они не шевелятся в смысле сборов. Мои предложения о помощи отвергаются - мать сама всё сделает!
Наконец, в День Армии, 23 февраля, решаю подать заявление об уходе.
Это у нас был рабочий день. Те, кто работает на эфире, заняты, остальные готовят междусобойчик.
Я захожу в кабинет к главному редактору и протягиваю заявление. Гл. ред. подписывает, не глядя и возвращает его мне.
Я говорю:
- Слава, ты хоть прочитай, что ты подписал.
Занятой Слава, уткнувшись в бумаги, парирует:
- А что там смотреть? Заявка на съёмку, поди...
- Прочти.
Слава читает и тихо-тихо спрашивает:
- Ты что, новую работу нашла?
- Нет, я уезжаю.
- Уезжаешь... И куда, позволь поинтересоваться? В Израиль, что ли - шутит Слава.
- Да.
Тут главред выбирается из-за стола, берёт меня за предплечье и тащит в соседнюю редакцию, где народ уже готов к разврату.
- Вот, смотрите и запоминайте! Теряем её, в Израиль едет!
И тут начинается.
Первая реплика было такая:
- А мы-то тебя за русскую держали...
- Ну и напрасно - отвечаю.
Следующая возглас от режиссёра Наташи:
- А нам-то куда? И когда уже?
Потом я слышу, как кто-то говорит о том, что у него тоже бабушка и он имеет право, кто-то вспоминает бывшую жену, как недоступное теперь средство передвижения и, наконец, общий разговор переходит на сожаления о том, что невозможно всей редакцией новостей областного телевидения репатриироваться хоть куда-нибудь.
Я отрабатываю две недели и, увольняясь, узнаю при расчёте, что президент компании распорядился не удерживать с меня деньги за лечение в грязелечебнице, а оплатить счета из фонда ТВ.
Это было неожиданно и приятно.
Устроила отвальную и всё - в свободный полёт.
А тут - 98-ой год, дефолт, все их накопления превратились в пшик.
Приходят они к моей маме.
Так мол и так, Рита Семёновна, что вы посоветуете, стоит ли ехать нам в Израиль, раз уж тут мы такое фиаско потерпели и в дедушках у нас еврей числится.
А Рита Семёновна горячо и убеждённо говорит им: "Стоит! Вот вам - очень стоит. Езжайте без всяких сомнений, не пожалеете."
Они поехали. И не пожалели.
Начали писать Рите Семёновне письма с благодарностью за совет и рассказами о своём житье-бытье на новом месте.
Жить решили в городе Ариэль, где было много русских, нашли там в промзоне работу и даже купили коттедж, взяв машканту (ипотеку).
Потом к ним уехала и мать, соседка мамина. Похоронив, к сожалению, мужа. Дядька был совсем не старый, шестидесяти не было, скончался от меланомы...
И вот они уже втроём пишут письма. Оптимистичные, жизнеутверждающие.
Я эти письма читаю, мой личный таракан в голове толстеет, растёт и развивается.
Но я всё еще сомневаюсь. Тем более, что тётка Марта не рекомендует.
И тут приходит очередное письмо от бывших соседей. В нём описываются их будни и - еда. Парень этот красочно живописует, какая там, в Израиле вкусная выпечка и сладкая морковка.
Сладкая морковка! Всё!
Сомнения отброшены, перспектива каждый день есть сладкую морковь затмевает мозги и Галя решает ехать!
А вот не надо смеяться.
Да, именно "морковное" письмо было последней каплей.
Люблю я и нежную выпечку и сладкую морковь. Даже всегда недоумеваю, когда слышу пренебрежительное: да она слаще морковки ничего не видела. Мне кажется, что сладкая морковка - одна из лучших вещей на свете.
Кроме того.
Сынок мой в 96-ом, отдав долг родине в виде крайне непродолжительной двухмесячной службы в армии, съездил в Израиль на ПМЖ. Тоже на пару месяцев.
Написал, что там какая-то страна Цыгания и вернулся домой.
В аэропорту города Екатеринбург, сойдя на уральскую землю, внезапно опомнился, хотел повернуть обратно, но всё, поезд ушёл.
Вот этот мой сыночек как раз, когда я уже всё, почти решилась, произнёс в задумчивости:
- Наверное, я, всё-таки, когда-нибудь уеду в Израиль...
На что я с энтузиазмом воскликнула:
- Делов-то! Поехали все вместе!
Ну, вот. Решила, объявила Коле и родителям. Забегая вперёд, скажу, что муж мой, хорошо меня зная, до последнего часа думал, что я так, дурочку валяю и никуда не уеду. Поэтому спокойно говорил: "Да езжай, езжай..."
Правда, несмотря на морковку, были у меня сомнения насчёт Германии. Все мои знакомые ехали почему-то не в Израиль, а в Германию. Провентилировала и этот вопрос. Выяснилось, что надо там что-то хлопотать, ехать в Москву, документы какие-то переводить. Не так просто всё. И, хотя я понимала, что в Германии было бы мне значительно легче, учитывая, что там жильё социальное дают, климат приятный, культура ближе, немецкий я знаю хорошо, да и вообще - Европа, но что-то, какой-то неидентифицированный сионистский червячок сидел в печёнке и я точно знала, что уеду в Израиль. И только в Израиль. Напрасно ли с детских лет, читая письма тётки Марты, ощущала я, что не чужая это земля.
Хотя мы порой всю жизнь питаем идеалистические иллюзии, не догадываясь, что это только иллюзии.
А впрочем, кто знает Замысел Божий?..
Ладно. Сказано - сделано. Начинаю как-то шевелиться, иду в Сохнут опять, записываюсь на поездку в Екатеринбург, в израильское консульство.
На работе пока молчу.
Чего не скажешь о моих папе с мамой. Папанька рассказывает у себя на работе о планах покорения Ближнего Востока и получает кучу советов, как с наибольшей пользой провести это мероприятие.
Один из советов был такой: "Кефирыч, (это папа мой - Николай Никифорович) тебе надо получить инвалидность! В Израиле инвалиды получают хорошую пенсию, будешь жить и горя не знать"
Инвалидность? Нет проблемы. Просится папанька в ведомственную больницу, как гипертоник со стажем.
Его кладут в больницу, он там три недели лежит, как в санатории, в палате на двоих, я прихожу его навещать, мы гуляем, наступает срок выписки.
В последний день стучусь к лечащему врачу. Захожу, представляюсь и спрашиваю, как тут мой папа, Ежов Николай Никифорович, каковы результаты лечения и рекомендации.
Врач выходит из-за стола, подводит меня к стулу, усаживает, возвращается за стол и начинает речь. Осторожно, подбирая слова, немного странно глядя на меня.
- Папа ваш просил оформить ему инвалидность. Мы оформили, конечно. По злокачественной гипертонии, давно можно было. Только знаете...
Тут он делает паузу, мнётся.
- Понимаете, он у вас всё едет куда-то...
- А! - говорю - Это мы в Израиль уезжаем.
- А - выдыхает с облегчение врач. - А мы-то думали...
Понятно, что они думали, когда Ежов Николай на комиссии заявляет:
- Мне инвалидность-то не нужна, я себя чувствую прекрасно. Я в Израиль собираюсь, а туда, говорят, инвалидом лучше ехать.
Прямо так и заявил. Николай, собирающийся в Израиль.
Ну, с этим у нас уладилось. Дальше я начинаю готовить себя морально и физически.
У нас на работе можно было получить лечение в грязелечебнице с какой-то скидкой. Я записываюсь на кучу процедур: массаж ручной и подводный, душ Шарко, грязевые аппликации, даже на какую-то капсулу похудания. Правда, два раза приняв эту капсулу, от приступов клаустрофобии чуть не потеряла сознание и попросила заменить мне её на дополнительный подводный массаж.
Набираю по максимуму процедур, решив, что на здоровье не экономят и однова живём.
Хожу в грязелечебницу каждый день и ещё беру абонемент в бассейн ЧЭМК.
Один раз сходив в бассейн, понимаю, что столько лет жизни прожиты зря! До этого последний раз в бассейне была на первом курсе института, в результате чего на мне женился наш физрук.
Также хожу много пешком и за два месяца худею на 9кг. Чувствую себя прямо бабочкой.
Время от времени езжу к родителям и убеждаюсь, что они не шевелятся в смысле сборов. Мои предложения о помощи отвергаются - мать сама всё сделает!
Наконец, в День Армии, 23 февраля, решаю подать заявление об уходе.
Это у нас был рабочий день. Те, кто работает на эфире, заняты, остальные готовят междусобойчик.
Я захожу в кабинет к главному редактору и протягиваю заявление. Гл. ред. подписывает, не глядя и возвращает его мне.
Я говорю:
- Слава, ты хоть прочитай, что ты подписал.
Занятой Слава, уткнувшись в бумаги, парирует:
- А что там смотреть? Заявка на съёмку, поди...
- Прочти.
Слава читает и тихо-тихо спрашивает:
- Ты что, новую работу нашла?
- Нет, я уезжаю.
- Уезжаешь... И куда, позволь поинтересоваться? В Израиль, что ли - шутит Слава.
- Да.
Тут главред выбирается из-за стола, берёт меня за предплечье и тащит в соседнюю редакцию, где народ уже готов к разврату.
- Вот, смотрите и запоминайте! Теряем её, в Израиль едет!
И тут начинается.
Первая реплика было такая:
- А мы-то тебя за русскую держали...
- Ну и напрасно - отвечаю.
Следующая возглас от режиссёра Наташи:
- А нам-то куда? И когда уже?
Потом я слышу, как кто-то говорит о том, что у него тоже бабушка и он имеет право, кто-то вспоминает бывшую жену, как недоступное теперь средство передвижения и, наконец, общий разговор переходит на сожаления о том, что невозможно всей редакцией новостей областного телевидения репатриироваться хоть куда-нибудь.
Я отрабатываю две недели и, увольняясь, узнаю при расчёте, что президент компании распорядился не удерживать с меня деньги за лечение в грязелечебнице, а оплатить счета из фонда ТВ.
Это было неожиданно и приятно.
Устроила отвальную и всё - в свободный полёт.
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject
no subject